обоих этих отношениях, но даже для них существовали способы выжить в качестве незамужней матери. Женщины в таком положении могли сводить концы с концами, занимаясь домашним трудом, например прядением и шитьем в других крестьянских хозяйствах. Иногда им удавалось выйти замуж позже - клеймо , связанное с незаконным рождением, в значительной степени рассеивалось (даже без брака), если удавалось найти отца и признать его обязанности. Есть даже свидетельства того, что бедные женщины, воспитывающие детей самостоятельно, при условии сохранения здоровья, имели больше возможностей для получения дохода, чем замужние женщины того же социального статуса, привязанные к определенному дому.66
Один из самых интересных моментов, который можно обнаружить в ходе подобных судебных разбирательств, - это самоконтроль деревенского общества в восточно-эльбских поместьях. Крестьяне и другие сельские жители не были беспомощными, трусливыми подданными, подвергавшимися произвольным ударам чужеземного сеньориального правосудия. Манориальный суд в течение большей части времени был исполнителем собственных социальных и моральных норм деревни. Это особенно очевидно в тех случаях, когда семейные споры грозили оставить стариков или других хрупких людей без достаточных средств к существованию; здесь функция манориального суда часто заключалась в том, чтобы обеспечить соблюдение моральных норм деревни в пользу ее наиболее уязвимых членов.67 Во многих случаях, связанных с сексуальными проступками, разбирательство начиналось с предварительного расследования, проводимого самой деревней. Именно деревня сообщала суду, что есть дело, по которому необходимо дать ответ. Деревня также следила за выплатой алиментов, которые следовали за успешными исками об отцовстве. Таким образом, манориальный суд функционировал в частичном симбиозе с самоуправляющимися структурами деревни.68
ТРУДОЛЮБИВАЯ ПРУССИЯ
Могущество Пруссии, - отмечал Фридрих II в "Политическом завещании" 1752 года, - основано не на каком-либо внутреннем богатстве, а исключительно на усилиях промышленности" (gewerblichen Fleiss).69 Начиная с правления Великого курфюрста, развитие отечественной промышленности было одной из центральных задач администрации Гогенцоллернов. Сменявшие друг друга курфюрсты и короли стремились достичь этой цели путем поощрения иммиграции для увеличения численности местной рабочей силы, а также путем содействия созданию и расширению местных предприятий. Некоторые существующие отрасли промышленности были защищены запретом на импорт и тарифами. В некоторых случаях, когда продукция считалась стратегически важной или сулила очень большие доходы, правительство само устанавливало монополию, назначая управляющих, инвестируя средства, контролируя качество и собирая доход. В соответствии с принципами меркантилизма старались, чтобы сырье не покидало территорию страны и не перерабатывалось в других местах. Одним из первых решений Фридриха как короля стало создание нового административного органа - Пятого департамента Генеральной директории, в задачу которого входил контроль над "торговлей и производством". В инструкции директору-основателю король объявил, что задачами департамента являются улучшение существующих фабрик, внедрение новых отраслей промышленности и привлечение как можно большего числа иностранцев для работы на промышленных предприятиях.
Прусские колонизационные агентства открылись в Гамбурге, Франкфурте-на-Майне, Регенсбурге, Амстердаме и Женеве. Прядильщиков шерсти набирали из соседней Саксонии, чтобы обеспечить шерстяных фабрикантов прусских земель столь необходимой рабочей силой. Квалифицированные рабочие приезжали из Лиона и Женевы, чтобы работать на прусских шелковых фабриках, хотя многие из них позже вернулись на родину. Иммигранты из немецких территорий империи основывали фабрики по производству ножей и ножниц. Иммигранты из Франции (в том числе католики в дополнение к протестантам предыдущего поколения) помогли создать прусские шляпные и кожевенные фабрики.
Экономическая политика Фридриха принимала форму разовых вмешательств в определенные отрасли, которые он считал особенно важными для государства. Особое внимание было уделено прусской шелковой промышленности, отчасти потому, что шелк был продуктом, сырье для которого теоретически могло быть произведено в прусских землях (при условии, что был найден способ защитить молодые плантации тутового дерева от зимних морозов), отчасти потому, что покупка предметов роскоши из иностранного шелка рассматривалась как большая статья дохода государства, а отчасти потому, что шелк был престижным товаром, ассоциирующимся с элегантностью и развитым уровнем цивилизации и технических знаний.70
Для стимулирования производства использовалось характерное сочетание стимулов и контроля. Гарнизонным городам было приказано высаживать тутовые деревья в своих стенах. Королевский указ от 1742 года гласил, что любому, кто предложит создать тутовую плантацию, должны быть предоставлены необходимые земли. Тем, кто содержал плантации в 1000 деревьев и более за счет собственных средств, полагалась государственная субсидия на оплату труда садовника до тех пор, пока дело не начнет приносить прибыль. После того как деревья станут достаточно взрослыми, садоводы получат право на бесплатные дотации от правительства на яйца итальянского шелкопряда. Кроме того, правительство обязуется покупать у владельцев плантаций шелк, произведенный на них. Зарождающийся шелковый сектор был подстрахован специальными экспортными субсидиями, тарифной защитой и налоговыми льготами. С 1756 года ввоз иностранного шелка был полностью запрещен для прусских территорий к востоку от реки Эльбы. По оценкам, всего в производство шелка было вложено около 1,6 миллиона талеров государственных денег, большая часть которых была распределена специальным правительственным департаментом, занимавшимся исключительно шелковым производством. Такое целеустремленное стимулирование благоприятной отрасли, несомненно, привело к увеличению общего объема производства, но даже среди современников возникли споры о том, действительно ли такой жесткий интервенционистский подход был лучшим способом стимулирования роста производительности в обрабатывающей промышленности.71
В случае с шелковой промышленностью государство выступало в роли главного инвестора и ведущего предпринимателя. Та же картина наблюдается и в ряде других отраслей, которые считались стратегически важными или фискальными. Например, существовала королевская верфь в Штеттине, а также государственные монополии на табак, древесину, кофе и соль, которыми управляли предприниматели под контролем государственных чиновников. Существовал также ряд частно-государственных партнерств, например, с берлинской фирмой Splitgerber and Daum, специализировавшейся на военной промышленности, включая закупку и перепродажу иностранных боеприпасов, которая работала как частное предприятие, но была защищена государством от конкуренции и обеспечивалась регулярным потоком государственных заказов. Знаменитым примером предпринимательства, стимулируемого государством, стала консолидация железорудной промышленности Верхней Силезии. В 1753 году Малапане Хютте в Силезии стал первым немецким металлургическим заводом, на котором была установлена современная доменная печь. Правительство также способствовало развитию силезской льняной промышленности, привлекая новых рабочих и техников с помощью специальных схем расселения, предлагавших различные льготы (например, бесплатные ткацкие станки для вновь прибывших ткачей-иммигрантов).72 Все эти предприятия были защищены режимом защитных тарифов и запретов на импорт.
Вмешательство на таком глубоком уровне вовлекало государство и самого государя в трудоемкое микроуправление конкретными отраслевыми проблемами. Мы можем видеть это на примере того, как правительство в конце правления Фридриха занималось соляной промышленностью в Галле, Штассфурте и Гросс Зальце. Солеварни этих городов потеряли свои традиционные рынки сбыта в курфюршестве Саксония и неоднократно обращались к королю за помощью. В 1783 году Фридрих поручил одному из своих министров, Фридриху Антону фон Хайницу, выяснить, "можно ли из соляного карьера
